• Приглашаем посетить наш сайт
    Достоевский (dostoevskiy-lit.ru)
  • Заяц-всезнаец.

    ЗАЯЦ-ВСЕЗНАЕЦ

    Пришли ко мне из соседнего колхоза два охотника. Завернули табачку, поговорили о том, о сем, потом старик и говорит:

    — А мы до тебя с делом. Как есть ты человек ученый, каждую животную по имени знаешь, верно, и нам пособить можешь.

    — А что такое? — спрашиваю.

    Молодой усмехнулся, говорит:

    — Сказать стыдно. Заяц нас забижает. Каждый день в колхозном огороде, одной капусты сколько потравил. Здоровый русачина.

    — Так застрелите его.

    — То-то вот и есть, что не дается никак. Уж мы его и с собаками имали, и самострел ладили — нет на него погибели! Видеть — видим, а взять — вот поди ты: как сквозь землю уходит! Уж девки над нами смеются — срам и срам.

    — Искушение!.. — забормотал старик. — Хоть попа с кадилом зови. Намедни шли мы с поля, а он как порскнет из-под ног! Я в его топором, сам поскользнулся да в яму — ух! Весь в грязи вылез, ребята зубы скалят. А он сгинул, как не бывало.

    — Чепуха какая! — сказал я. — Заяц как заяц. Чем топором швыряться, вы бы его из ружья ахнули: никуда бы не ушел!

    — Пробовали и с ружья, — сказал молодой. — Видали ведь мы зайцев, сами охотники. Уж как хотите, а этот русак не простой. И ловушки знает, и ружье знает, и собаку со своего следу сбить знает. Прямо сказать — заяц-всезнаец. Поди сам спытай, коли не веришь.

    — Приходи, сделай милость, — сказал старик. — Может, и повезет тебе счастье. За тем и пришли до тебя.

    — Конечно, завтра же буду у вас. Только одно: я убью вашего русака, а вы скажете — не тот.

    — Не-е, — протянул молодой и поглядел на старика, — этому не бывать. Скажи-ка им, дядя.

    — Что еще? — удивился я.

    — А то… — начал старик и запнулся. — Того… Ты, может, за глупых нас посчитаешь. Да уж всё одно: придешь, своими глазами увидишь. У того русака на спине деревянная ручка приделана.

    Я чуть не прыснул со смеху.

    — Ну, дядя, хватил! Уж если ручка приделана, так остается, как говорится, выкрасить да выбросить вашего русака, и дело с концом.

    Старик ничего не сказал, даже не улыбнулся. Молодой осклабился и проговорил как бы с извинением:

    — Самим не верко, да вот приходи давай, поглядишь. Может, по-вашему, по-ученому, оно и просто объяснить.

    Завернули еще по цигарке, простились и ушли.

    Задумался я. Вижу, дело серьезное, и взяться за него надо немедленно. И не в том беда, что заяц немножко капусты колхозной попортит, а в том, что вокруг него тайна: «ручка» какая-то на спине и эта непонятная способность уходить от ружей, собак и ловушек. Где темная тайна, там быстро растут шепотки да слухи и вырастают глупые суеверия. В памяти деревни пробуждается старый мир, леса и болота, населенные животными-оборотнями, лешие, водяные и всякая нежить. И вон уж — про попа с кадилом поминал старик.

    Принялся за дело утром на следующий день. Крикнул свою охотничью собаку, взял ружье и отправился в соседний колхоз.

    Молодой охотник повел меня на огород невдалеке от деревни, куда, по его словам, каждую ночь приходит таинственный русак. Показал мне дыру в частом осеке[37] и настороженный здесь лук-самострел. Ловушка была так налажена, что и крыса не могла бы проскочить в огород: стрела бы непременно ее поразила. Дыра в осеке перетянута крест-накрест совершенно незаметным даже вблизи конским волосом. Стоит коснуться волоска — самострел разрядится, и стрела полетит прямо в дыру.

    Я и стрелу осмотрел: длинное древко и на конце трехзубая железная острога, какой бьют крупную рыбу с лодки, только маленькая.

    — Сам в кузнице делал, — сказал охотник с гордостью. — Глянь, зубья-то какие: уж не сорвется.

    На железных зубьях были большие зазубрины, язычки, как на рыболовном крючке. Я спросил:

    — Попадался кто-нибудь в эту ловушку?

    — Как не попадаться! Четверых зайчат да двух матерых русаков взял за лето. А весной — тогда еще всезнаец-то заяц не приходил — я иду раз утром, гляжу: тетива спущена, а никого нет. И стрелы нет. Так ее и не нашел, пришлось новую сделать.

    Пока мы стояли, разговаривали, моя собака тут же у самострела подхватила след, затявкала и пошла скакать через гряды картофеля. Я скинул ружье с плеча, приготовился стрелять.

    — Пошел, пошел! — закричал охотник. — Вон стегает!

    Здоровый русачина дул через грядки, и я различил на рыжей его спине белую деревяшку величиной с обыкновенную дверную ручку.

    До зайца было шагов шестьдесят, ни секунды нельзя было медлить. Я выстрелил как раз в тот момент, когда русачина широким прыжком легко, как кузнечик, поднялся на воздух — перемахнуть осек.

    То ли я промазал с непривычки стрелять «в лёт» по зайцам, то ли еще что, только дробь моя никакого вреда русаку не причинила. Он с невероятной быстротой понесся по полю, а вслед за ним перескочила осек и помчалась собака.

    — Видел? — коротко спросил молодой охотник.

    — Ничего не доказывает. Собака завернет его, а я возьму дробь покрупней.

    — Идемте, — согласился охотник. — Только наперед скажу: уйдет он и от собаки.

    — Посмотрим.

    К большой моей досаде, охотник оказался прав. Мы видели, как заяц, далеко опередив собаку, пересек поле и направился прямо к железнодорожному валу. Как раз в это время с грохотом и лязгом мчался по насыпи скорый пассажирский. Заяц исчез в кустах под насыпью, и вагоны прогрохотали у него над головой.

    — И машину знает, — сказал охотник. — Не боится ее ни вот столько. Говорю: заяц-всезнаец. А теперь нам его сегодня больше не видать. Он как дойдет до тех кустов так здесь и сгинет.

    И опять парень оказался прав.

    Напрасно с лаем носилась моя собака по кустам, напрасно я прыгал с кочки на кочку в этом болотистом кустарнике. Заяц исчез.

    — Каждый раз вот эдак сквозь землю уходит, и всё на этом месте, — говорил молодой охотник.

    Скоро проклятый русак изменил всю мою жизнь. Я забросил работу, вставал с восходом и уже хорошо знакомой дорогой отправлялся на колхозный огород. Почти каждый день я заставал там зайца-всезнайца но выстрелить по нему мне больше ни разу не удалось.

    И каждый раз я терял его из виду в кустах у полотна железной дороги.

    В колхозе уже посмеивались надо мной:

    — Что, паря, заяц-то, выходит, умней тебя?

    И когда я, наконец, явился без ружья и без собаки, старик-охотник презрительно улыбнулся и как бы про себя сказал:

    — Видать, нечистая-то сила шибче твоей учености.

    Я промолчал: у меня был свой план.

    На холме за полотном железной дороги стояла дозорная вышка. Я попросил молодого охотника через полчаса прийти с его собаками в огород, а сам прямо отправился к этой вышке и залез на самый верх. Как только я заметил, что охотник приближается к огороду, я поднял бинокль — и уж не отнимал его от глаз, пока первая тайна зайца-всезнайца не была разгадана.

    Я видел, как на ладошке: русак перемахнул осек, пересек поле и скрылся в кустах у железнодорожной насыпи. Я стал водить биноклем по рельсам в одну и в другую сторону: у меня была догадка, что заяц, может быть, взбегает на насыпь и удирает по ней.

    По рельсам проходил длинный товарный поезд, но русака ни впереди, ни позади него не было.

    Кусты были по правую сторону полотна. Я посмотрел на поле с левой стороны полотна и вдруг увидел там как из-под земли выскочившего зайца. Это был заяц-всезнаец: в бинокль ясно различил я белую деревянную ручку у него на спине.

    Он тихонько приблизился к маленькому островку деревьев — к рощице посреди поля — и скрылся в ней.

    Еще минут пять я не отнимал бинокля от глаз: следил, не выйдет ли заяц из рощицы. Он не вышел. Значит, лёжка его была там, в роще.

    Не слезая с вышки, я окликнул охотника. Он поднялся на вал.

    Я крикнул ему:

    — Возьмите собак и ступайте вон в ту рощицу. Ружье приготовьте: заяц там.

    А сам опять приложил бинокль к глазам.

    Добрые гончаки живо прихватили след, залились и полным ходом помчались к рощице. Я боялся только, что охотник не сумеет занять настоящего лаза, чтобы застрелить русака, когда тот выскочит из рощи.

    Случилось другое.

    Охотник занял хорошую позицию в поле за кусточком. Собаки с лаем дали несколько кругов по роще и вдруг выскочили в поле.

    А заяц так и не показался.

    После тщетных розысков охотника, самолично обшарившего всю рощу, мне стало ясно, что тут мы наткнулись уже на вторую тайну зайца-всезнайца. Я ведь знал наверно, что он сидит в этой рощице: кругом было чистое, ровное поле, и я бы непременно увидел зайца, если б он выскочил.

    Неожиданно правы оказались именно охотники-колхозники: русак здесь действительно сквозь землю проходил.

    В железнодорожной насыпи была труба, какие прокладывают, чтобы, пропустить ручеек, размывающий вал. Местность была болотистая. В кустарнике у насыпи скапливалась вода, а прежде, вероятно, когда строили дорогу, тут и ручеек бежал. Заложили трубу. С тех пор низкое место под насыпью заросло кустами, вход в трубу стал незаметен.

    Русак знал его и свободно проходил сквозь трубу. Собаки тут пролезть не могли. А он неожиданно появлялся в поле.

    Я попросил молодого охотника никому не говорить про мое открытие, пока я не добуду зайца, ведь вместо одной загадки передо мной встала другая. Я ума не мог приложить, — куда он девался из рощи? Не на воздух же поднялся!

    Взять зайца-всезнайца теперь уже было просто: надо было мне только стать с ружьем по ту сторону насыпи у трубы, а охотника попросить шугнуть русака из огорода. И косой, проскочив трубу, дался бы прямо мне в руки.

    Но загадка его исчезновения в роще оставалась неразрешенной, и я дал себе слово взять хитрого русачину только на его лежке. Уж очень интересно было распутать все его хитрости!

    Но и эта задача оказалась трудней, чем думалось.

    Напрасно ходил я четыре дня подряд с ружьем и собакой, напрасно изучал каждый метр земли в роще. На земле были заячьи следы.

    Они кружили и переплетались чуть не под каждым деревом. И каждый раз были свежие следы: собака волновалась и лаяла. Но распутать их не было никакой возможности и нигде не было ни признака лежки.

    Лежка русака — это обычно простая ямка, вмятина где-нибудь под кустиком, или под камнем, или под кучей хвороста. Я уж готов был допустить, что этот удивительный русак — заяц-всезнаец — делает себе нору, зарывается в землю, как кролик. Но и норы нигде не было, рощица была без подроста, всё видно в ней, каждый следок на земле и большая черная лужа посредине.

    Спрятаться здесь заяц никак не мог. И сколько я ни ходил в рощу, я ни разу его тут не видел.

    Тогда я опять взялся за бинокль. Только в этот раз полез не на вышку, а на кудрявую иву, с которой хорошо просматривалась роща.

    Ждать пришлось недолго: ведь теперь уже я точно знал, в какие часы заяц-всезнаец закусывает на огороде и когда приходит вздремнуть в рощице.

    Скоро я увидел, как он появился из трубы под насыпью. Он спокойно пересек открытое поле и прошел прямо под тем деревом, где я сидел.

    Конечно, ему и в голову не пришло посмотреть вверх.

    Он даже и не подозревал о моем присутствии, а я разглядел в бинокль чуть не каждый его волосок. И таинственную деревянную ручку у него на спине.

    В ту ночь первый раз со дня знакомства с зайцем-всезнайцем выспался я крепко. Утром встал поздно, поработал и только после обеда отправился в соседний колхоз — с одним ружьем, без собаки.

    Я пригласил с собой старого охотника, молодого и еще несколько стариков и парней. Я объявил им, что у них на глазах убью всем им известного зайца-всезнайца, которого они принимают за нечистую силу.

    Мой уверенный тон сбил с толку насмешников. Перешептываясь между собой, они двинулись за мной.

    Всё шло как по писаному.

    Гончаки молодого охотника подняли зайца с огорода.

    Заяц перемахнул осек, пересек поле и пропал в кустах. Собаки потеряли его след и вернулись к хозяевам.

    За полотном железной дороги собаки опять взяли след. Они обегали всю рощу и опять, смущенно поджав хвосты, вышли в поле.

    Старик-охотник презрительно посмотрел на меня и хмыкнул.

    Молодой, наоборот, глядел на меня с доверчивым ожиданием. Я просил его взять собак на сворку, сказал, что больше они нам не понадобятся. Он охотно повиновался.

    Я привел компанию в середину рощицы, к большой чертой луже, и снял ружье с плеча. Я сказал:

    — Ваш заяц-всезнаец хитер, как лисица. Он нашел себе удивительно безопасное местечко для лежки. Вы стоите в двадцати шагах от него. Можете разговаривать, шуметь, — заяц не выскочит и не побежит. Он уверен, что ни человек, ни собака не найдет его в этом убежище.

    Кто-то из колхозников недоверчиво спросил:

    — Что ж, по-твоему, в эту лужу, что ли, он нырнул?

    — Нырнуть не нырнул, а след свой в ней потопил.

    — Полно морочить нас! — сердито вдруг заговорил старик-охотник. — Поди, не на дереве сидит, — он показал на дряхлую пузатую приземистую иву посреди лужи. — Не птичка, поди, чтобы по ветвям порхать. Ты, парень…

    Я прервал его.

    — Как раз на этом-то дереве он и сидит. Смотрите. Я поднял двустволку, прицелился в иву на метр от воды — и выстрелил.

    В ту же минуту сбоку из дерева с плеском стеганул в воду русачина с белой палочкой на спине.

    — Разглядели? — спросил я. — Айда за мной! Я вошел в лужу, и все пошлепали за мной.

    Сбоку от того места, где мы только что стояли, в толстом стволе дряхлой ивы зияла большая дыра — дупло над самой водой. В нем на трухе была вмятина. Там были ясно видны волоски заячьей шерсти.

    — Скажи ты… Лежка! — ахнул молодой охотник. Старик только сплюнул и зашлепал назад по луже.

    Но вдруг он остановился, повернулся к нам и насмешливо проговорил:

    — А ручку-то кто ему на спину приделал? Сам себе, что ли?

    Но у меня и на этот вопрос был готов ответ. Когда я сидел на дереве и заяц-всезнаец проходил подо мной, я хорошо разглядел в бинокль эту «ручку».

    — Сам, — сказал я, — конечно сам, при ближайшем участии вот этого молодого человека, — и я указал на молодого охотника. — Узнал?

    — Моей работы! — рассмеялся молодой охотник. — Сам в кузнице ковал. Уж назад не выйдет!

    «Ручка» на спине зайца — это был обломок стрелы самострела, установленного молодым охотником в дыре осека на огороде.

    1935 г.

    (37) - Осек — ограда из кольев и жердей.

    Разделы сайта: