• Приглашаем посетить наш сайт
    Бунин (bunin-lit.ru)
  • По следам

    По следам

    Бианки В. В. Собрание сочинений: В 4-х т. Т. 1: Рассказы и сказки/ Вступ. ст. Гроденского Г.; Коммент. Бианки Е.; Рис. Чарушина Е. - Л: Дет. лит., 1972. - 399с.: ил., портр. – Рассказы и сказки.

    Скучно Егорке целый день в избе. Глянет в окошко: бело кругом. Замело лесникову избушку снегом. Белый стоит лес.

    Знает Егорка полянку одну в лесу. Эх, и местечко! Как ни придёшь – стадо куропачей из-под ног. Фррр! Фррр! – во все стороны. Только стреляй!

    Да что куропатки! Зайцы там здоровые! А намедни видал Егорка на поляне ещё след – неизвестно чей. С лисий будет, а когтищи прямые, длинные.

    Вот бы самому выследить по следу диковинного зверя. Это тебе не заяц! Это и тятька похвалит.

    Загорелось Егорке: сейчас в лес бежать!

    Отец у окошка сапоги валяные подшивает.

    – Тять, а тять!

    – Чего тебе?

    – Дозволь в лес: куропачей пострелять!

    – Ишь, чего вздумал, на ночь глядя-то!

    – Пусти-и, тять! – жалобно тянет Егорка.

    Молчит отец; у Егорки дух заняло, – ой, не пустит!

    Не любит лесник, чтоб парнишка без дела валандался. А и то сказать: охота пуще неволи. Почему мальчонке не промяться? Всё в избе да в избе…

    – Ступай уж! Да гляди, чтоб до сумерок назад. А то у меня расправа коротка: отберу фузею и ремнём ещё настегаю.

    Фузея – это ружьё. У Егорки своё, даром что парнишке четырнадцатый год. Отец из города привёз. Одноствольное, бердана называется. И птицу и зверя из него бить можно. Хорошее ружьё.

    Отец знает: бердана для Егорки – первая вещь на свете. Пригрози отнять – всё сделает.

    – Мигом обернусь, – обещает Егорка. Сам уже полушубок напялил и берданку с гвоздя сдёрнул.

    – То-то, обернусь! – ворчит отец. – Вишь, по ночам волки кругом воют. Смотри у меня!

    А Егорки уж нет в избе. Выскочил на двор, стал на лыжи – и в лес.

    Отложил лесник сапоги. Взял топор, пошёл в сарай сани починять.

    Смеркаться стало. Кончил старик топором стучать.

    Время ужинать, а парнишки нет.

    Слышно было: пальнул раза три. А с тех пор ничего.

    Ещё время прошло. Лесник зашёл в избу, поправил фитиль в лампе, зажёг её. Вынул каши горшок из печи.

    Егорки всё нет. И где запропастился, поганец?

    Поел. Вышел на крыльцо.

    Темь непроглядная.

    Прислушался – ничего не слыхать.

    Стоит лес чёрный, суком не треснет. Тихо, а кто его знает, что в нём?

    – Воууу-уу!..

    Вздрогнул лесник. Или показалось? Из лесу опять:

    – Воуу-уу!..

    Так и есть, волк! Другой подхватил, третий… целая стая!

    Ёкнуло в груди: не иначе, на Егоркин след напали звери!

    – Вуу-вооу-уу!..

    Лесник заскочил в избу, выбежал – в руках двустволка. Вскинул к плечу, из дул полыхнул огонь, грохнули выстрелы.

    Волки пуще. Слушает лесник: не отзовётся ли где Егорка?

    «бумм!»

    Лесник сорвался с места, ружьё за спину, подвязал лыжи – и в темноту, туда, откуда донёсся Егоркин выстрел.

    Темь в лесу – хоть плачь! Еловые лапы хватают за одежду, колют лицо. Деревья плотной стеной – не продерёшься.

    А впереди волки. В голос тянут:

    – Вуу-ооуууу!..

    Лесник остановился; выстрелил ещё.

    Нет ответа. Только волки.

    Плохое дело!

    Опять стал продираться сквозь чащу. Шёл на волчий голос.

    Только успел подумать: «Воют, – пока, значит, ещё не добрались…» Тут разом вой оборвался. Тихо стало.

    Прошёл лесник ещё вперёд и стал.

    Выстрелил. Потом ещё. Слушал долго.

    Тишь такая – прямо ушам больно.

    Куда пойдёшь? Темно. А идти надо.

    Двинулся наугад. Что ни шаг, то гуще.

    Стрелял, кричал. Никто не отвечает.

    И опять, уж сам не зная куда, шагал, продирался по лесу.

    Наконец совсем из сил выбился, осип от крика.

    Стал – и не знает, куда идти: давно потерял, в какой стороне дом.

    Пригляделся: будто огонёк из-за деревьев? Или это волчьи глаза блестят?

    Глядит лесник, глазам не верит: своя изба стоит!

    Круг, значит, дал в темноте по лесу.

    На дворе ещё раз выстрелил.

    Нет ответа. И волки молчат, не воют. Видно, добычу делят.

    Пропал парнишка!

    Скинул лесник лыжи, зашёл в избу. В избе тулупа не снял, сел на лавку. Голову на руки уронил да так и замер.

    Лампа на столе зачадила, мигнула и погасла. Не заметил лесник.

    Мутный забелел свет за окошком.

    Лесник поднялся. Страшный стал: в одну ночь постарел и сгорбился.

    Сунул за пазуху хлеба краюху, патроны взял, ружьё.

    Вышел на двор – светло. Снег блестит.

    Из ворот тянутся по снегу две борозды от Егоркиных лыж.

    Лесник поглядел, махнул рукой. Подумал: «Если б луна ночью, может, и отыскал бы парнишку по белотропу. Пойти хоть косточки собрать! А то бывает же такое! – может, и жив ещё?..»

    Приладил лыжи и побежал по следу.

    Борозы свернули влево, повели вдоль опушки.

    Бежит по ним лесник, сам глазами по снегу шарит. Не пропускает ни следа, ни царапины. Читает по снегу, как по книге.

    А в книге той записано всё, что с Егоркой приключилось за ночь.

    Глядит лесник на снег и всё понимает: где Егорка шёл и что делал.

    Вот бежал парнишка опушкой. В стороне на снегу крестики тонких птичьих пальцев и острых перьев.

    Тут зверька с земли поднял.

    Белка по насту прыгала. Её след. Задние ноги у неё длинные – следок от них тоже длинный. Задние ноги белка вперёд за передние закидывает, когда по земле прыгает. А передние ноги короткие, маленькие – следок от них точечками.

    Видит лесник: Егорка белку на дерево загнал, там её и стукнул. Свалил в снег с ветки.

    «Меткий парнишка!» – думает лесник.

    Глядит: здесь вот Егорка подобрал добычу и дальше пошёл в лес.

    Покружили, покружили следы по лесу и вывели на большую поляну.

    На поляне Егорка, видать, разглядывал заячьи следы – малики.

    Густо натропили зайцы: тут у них и петли и смётки – прыжки. Только Егорка не стал распутывать заячьи хитрости: лыжные борозды прямо через малики идут.

    Вон дальше снег в стороне взрыхлён, птичьи следы и обгорелый пыж на снегу.

    Куропатки это белые. Целая стая спала тут, в снег зарывшись.

    Услышали птицы Егорку, вспорхнули. А он выпалил. Все улетели; одна шмякнулась. Видно, как билась на снегу.

    Эх, лихой рос охотник: птицу на лету валил! Такой и от волков отбиваться может, даром им в зубы не дастся.

    Заторопился лесник дальше, сами ноги бегут, поспевают.

    Привёл след к кусту – и стоп!

    Что за леший?

    Остановился Егорка за кустом, толчётся лыжами на месте, нагнулся – и рукой в снег. И в сторону побежал.

    Метров сорок прямо тянется след, а дальше колесить стал. Э, да тут звериные следы! Величиной с лисьи, и с когтями…

    Что за диковина? Сроду такого следа не видано: не велика лапа, а когтищи с вершок длиной, прямые, как гвозди!

    Кровь на снегу: пошёл дальше зверь на трёх. Правую, переднюю, Егорка ему зарядом перешиб.

    Где уж тут было парнишке домой ворочаться: подранка разве охотник бросит?

    Только вот что за зверь? Больно здоровые когтищи! Тяпнет такими по животу из-за куста… Парнишке много ли надо!

    Глубже и глубже в лес лыжный след – сквозь кусты, мимо пней, вокруг поваленных ветром деревьев. Ещё на корягу налетишь, лыжу поломаешь!

    Эх, желторотый! Заряд, что ли, бережёт? Вот это место – за вывороченными корнями – и добить бы зверя. Некуда ему тут податься.

    А руками разве скоро возьмёшь? Сунься к нему, к раненому! Обозлённый-то и хомячишко в руки не дастся, а этот зверь, видать, тяжёлый: дырья от него в снегу глубокие.

    Да что же это: никак снег падает? Беда теперь: занесёт след, тогда как быть?

    Ходу! Ходу!

    Кружит, колесит по лесу звериный след, за ним лыжный. Конца не видно.

    А снег гуще, гуще.

    Впереди просвет. Лес пошёл редкий, широкоствольный. Тут скорей ещё следы засыпает, всё хуже их видать, трудней разбирать.

    Вот наконец: догнал тут Егорка зверя! Снег примят, кровь на нём, серая жёсткая шерсть.

    Поглядеть надо по шерсти-то, что за зверь такой. Только неладно тут как-то наслежено… На оба колена парнишка в снег упал…

    А что там впереди торчит?

    Лыжа! Другая! Узкие глубокие ямы в снегу: бежал Егорка, провалился…

    И вдруг – спереди, справа, слева, наперерез – машистые, словно собачьи, следы.

    Волки! Настигли, проклятые!

    Остановился лесник: на что-то твёрдое наткнулась его правая лыжа.

    Глянул: бердана лежит Егоркина.

    Так вот оно что! Мёртвой хваткой схватил вожак за горло, выронил парнишка ружьё из рук, – тут и вся стая подоспела…

    Будто серая тень мелькнула за деревьями. И сейчас же оттуда глухое рычание и тявк, точно псы сцепились.

    Выпрямился лесник, сдёрнул ружьё с плеча, рванул вперёд.

    За деревьями над кучей окровавленных костей, оскалив зубы и подняв шерсть, стояли два волка. Кругом валялись, сидели ещё несколько…

    Страшно вскрикнул лесник и, не целясь, выпалил сразу из обоих стволов.

    Когда разошёлся пороховой дым, волков уже не было.

    В ушах звенело от выстрела. И сквозь звон ему чудился жалобный Егоркин голос: «Тять!»

    Лесник зачем-то снял шапку. Хлопья снега падали на ресницы, мешали глядеть.

    – Тять!.. – так внятно опять почудился тихий Егоркин голос.

    – Егорушка! – простонал лесник.

    – Сними, тять!

    Лесник испуганно вскочил, обернулся… На суку большого дерева, обхватив руками толстый ствол, сидел живой Егорка.

    – Сынок! – вскрикнул лесник и без памяти кинулся к дереву.

    Окоченевший Егорка мешком свалился на руки отцу.

    – Егорка пристал, лепечет одно:

    – Тять, бердану мою подбери, бердану…

    * * *

    В печи жарко пылал огонь. Егорка лежал на лавке под тяжёлой овчиной. Глаза его блестели, тело горело.

    Лесник сидел у него в ногах, поил его горячим чаем с блюдечка.

    – Слышу, волки близко, – рассказывал Егорка. – Сдрейфил я! Ружьё выронил, лыжи в снегу завязли, бросил. На первое дерево влез, – они уж тут. Скачут, окаянные, зубами щёлкают, меня достать хотят. Ух, и страшно, тятя!

    – Молчи, сынок, молчи, родимый! А скажи-ка, стрелок, что за зверя ты подшиб?

    – А барсука, тятя! Здоровый барсучище, что твоя свинья. Видал когти-то?

    – Барсук, говоришь? А мне и невдомёк. И верно: лапа-то у него когтистая. Ишь, вылез в оттепель, засоня! Спит он в мороз, редкую зиму вылезет. Погоди вот – весна придёт, я тебе нору его покажу. Знатная нора! Лисе нипочём такой не вырыть.

    Но Егорка уже не слышал. Голова его свалилась набок, глаза сами закрылись. Он спал.

    Лесник взял у него из рук блюдце, плотней прикрыл сына овчиной и глянул в окно.

    – засыпала путаные лесные следы.

    Разделы сайта: