ЛЕСНАЯ ГАЗЕТА №12
МЕСЯЦ ДОТЕРПИ ДО ВЕСНЫ (ТРЕТИЙ МЕСЯЦ ЗИМЫ)
С 21 ФЕВРАЛЯ ПО 20 МАРТА
СОЛНЦЕ ВСТУПАЕТ В ЗНАК РЫБ
СОДЕРЖАНИЕ № 12-го
ГОД — СОЛНЕЧНАЯ ПОЭМА: ФЕВРАЛЬ
ДОТЕРПЯТ ЛИ?
Жертвы стужи. — Гололёд. —Стеклянные лягушата. —3асони. — В лёгкой одежде. — Невтерпеж.— Рыло из проруби. — Бросают оружие. — Любитель холодных ванн. — Под ледяной крышей. — Жизнь под снегом.
ГОРОДСКИЕ НОВОСТИ
Драки на улице. — Ремонт и стройка. — Птичья столовая. — Новости городского транспорта. — Обратно на родину. — Детство под снегом. — Из дневника юнната: Рождение новичка. — Волшебная берёзка. — Первая песня. —3елёная эстафета.
ОХОТА
Хитроумные ловушки. —Живоловки на мелких хищников. — Волчья яма. — Волчий садок.— Верховая яма. — Ещё случай на берлоге.
ПРИЛОЖЕНИЕ: Тир, состязание двенадцатое.
ЭКСТРЕННАЯ ТЕЛЕГРАММА В ПОСЛЕДНЮЮ МИНУТУ
КЛУБ КОЛУМБОВ: Месяц двенадцатый.
Год, — солнечная поэма в 12-ти месяцах
ФЕВРАЛЬ —перезимок. Вьюги да метели под февраль полетели; бегут по снегу, а следу нету.
Последний, самый страшный месяц зимы. Месяц лютого голода, волчьих свадеб, налётов волков на деревни и маленькие города — с голодухи утаскивают собак, коз; залезают в овчарни по ночам. Тощают все звери. Нагуленный с осени жирок уже не греет, не питает их.
Кончаются запасы у зверюшек и в норах, в подземных кладовых.
—куропатки, рябчики, тетерева—радуются глубокому снегу: им хорошо ночевать, зарывшись в него с головой.
Но вот беда, когда после дневной оттепели ударит ночью мороз и покроет снег ледяной коркой —настом. Бейся тогда головой о ледяную крышу, пока солнышко не распустит наст!
И метёт-метёт позёмка, засыпает февраль-дорогорушник санные пути-дороги...
Настал последний месяц лесного года, самый трудный месяц — Месяц Дотерпи до Весны.
У всех жителей леса к концу подошли запасы в кладовых. Отощали все звери и птицы — нет уже тёплого жира под кожей. От долгой жизни впроголодь много поубавилось силы.
А тут, как назло, вьюги и метели по лесу полетели, морозы что дальше, то крепче. Последний месяц зиме гулять, она и грянула лютой стужей. Держись теперь всякий зверь и птица, собирай последние силы — терпи до весны.
Наши лескоры обошли весь лес. Их очень беспокоил вопрос: дотерпят ли звери и птицы до тепла?
Много печального пришлось им увидеть в лесу. Иные жители леса не выдержали голода и холода — погибли. Удастся ли остальным проскрипеть ещё месяц? Попадаются, правда, и такие, за которых тревожиться нечего: не пропадут.
Страшно, когда при холоде сильный ветер. После такой погоды каждый раз находишь тут и там на снегу трупы замёрзших зверей, птиц, насекомых.
Из-под пней, из-под бурелома выметает вьюга снег, — а там прятались мелкие зверюшки, жуки, пауки, улитки, червяки.
Сдуло с них тёплый снежок, они и застыли на ледяном ветру.
Птиц вьюга так на лету и режет. На что вороны выносливые птицы, а нередко после долгого бурана нам случалось находить их мёртвыми на снегу.
Пройдёт буран — сейчас санитары за работу: хищные птицы и звери по лесу рыщут, чисто всё подбирают, что вьюга убила.
Страшней всего, пожалуй, когда после оттепели вдруг разом грянет резкий холод, сразу заморозит снег сверху. Такая ледяная корка на снегу, — крепкая, жёсткая, скользкая, — её не разобьёшь ни слабыми лапками, ни клювом. Копыто козули пробьёт её, но острые края пробитой корки льда как ножом режут шерсть, кожу и мясо ног.
Как птицам достать из-под гололёда травку, зёрнышки — пищу?
У кого нет силы пробить стекло ледяной корки, тот голодает.
А бывает и так.
А ночью грянул мороз. Куропаточки спали в тёплых подземных своих норках, не проснулись, не почувствовали холода.
Проснулись утром. Тепло под снегом. Только дышать трудно.
Надо наружу: вздохнуть, размять крылышки, поискать еды.
Хотели взлететь, — над головой крепкий, как стекло, ледок.
Гололёд. Поверх него ничего нет, под ним снег мягкий.
В кровь разбивают о лёд свои головки серые куропаточки — только бы вырваться из-под ледяного колпака.
И счастливы, хоть и на голодный желудок, те, кому удалось всё-таки вырваться из смертельного плена.
Лескоры наши скололи лёд со дна одного пруда и раскопали под ним ил. В иле лежало много лягушек, целыми кучами забравшихся сюда на зиму.
Когда их вытащили, они оказались совсем точно стеклянные. Тело их стало очень хрупким. Тонкие ножки ломались от самого слабого удара, и при этом раздавался лёгкий звонкий треск.
Наши лескоры взяли несколько лягушек к себе домой. Они осторожно отогрели замороженных лягушат в тёплой комнате. Лягушата понемножку ожили и стали прыгать по полу.
Поэтому можно ожидать, что, когда солнце весной растопит лёд в пруде и согреет воду, лягушки проснутся в ней живыми и здоровыми.
На берегу реки Тосны, недалеко от станции Саблино Октябрьской железной дороги, есть большая пещера. Там прежде брали песок, а теперь уж много лет туда никто не заходит.
Лескоры наши побывали в этой пещере и на потолке её нашли много летучих мышей-ушанов и кожанов. Уж пять месяцев, как они спят здесь головой вниз, лапками уцепившись за шероховатый песчаный свод. Ушаны спрятали свои громадные уши под сложенные крылья, крыльями завернулись, как в одеяло, висят — спят.
Встревоженные таким долгим сном ушанов и кожанов, наши корреспонденты сосчитали им пульс и поставили термометр.
Летом у летучих мышей температура такая же, как у нас, около+37°, а пульс — 200 ударов в минуту.
Сейчас пульс оказался всего 50 ударов в минуту, а температура — только + 5°.
Несмотря на это, здоровье маленьких засонь признано не вызывающим никаких опасений.
Сегодня в своём заветном уголке я уже нашла мать-и-мачеху. Расцветает. Не боится морозов. А ведь лёгкая, кажется, на этих стебельках одежда: чешуйчатые листочки, паутинистый пушок. Тут в пальто мёрзнешь, а им хоть бы что.
Но вы мне не верите: кругом снег, так какая же тут мать-и-мачеха?
А я ведь сказала, что нашла её „в своём заветном уголке". Вот он где: с южной стороны большого здания, и в том месте, где проходят трубы парового отопления. „Заветный уголок"—чёрная проталинка, там земля по-весеннему курится паром.
Но ведь воздух-то морозный!
Н. Павлова
Как только отпустят немножко морозы и настанет оттепель, из-под снега в лесу вылезает всякая нетерпеливая шушера: дождевые черви, мокрицы, пауки, божьи коровки, личинки жуков-пилильщиков.
Где только есть уголочек свободной от снега земли — вьюги часто выметают весь снег из-под коряг,— тут они устраивают гулянье.
Насекомые разминают свои затёкшие ножки, пауки охотятся. Бескрылые комарики-снежники бегают, прыгают босиком прямо на снегу. В воздухе вьются долгоногие крылатые комары-толкунчики.
Как только ударит мороз, гулянье кончается, и вся компания опять прячется под листья, в мох, в траву, в землю.
В устье Невы по льду Финского залива шёл рыбак. Проходя мимо проруби, он заметил, что из-подо льда высунулась гладкая голова с редкими жёсткими усами.
Рыбак подумал, что это торчит из проруби голова утопленника. Но вдруг голова повернулась к нему, и рыбак разглядел усатое звериное рыло, обтянутое кожей с короткой блестящей шерстью.
Два блестящих глаза на мгновенье прямо уставились в лицо рыбаку.
Потом раздался всплеск — и рыло исчезло подо льдом.
Тут только рыбак сообразил, что видел тюленя.
Тюлень ловил подо льдом рыбу. Он только на минутку высовывает из воды голову, чтобы подышать воздухом.
Зимой рыбаки нередко убивают тюленей на Финском заливе, когда звери вылезают из проруби на лёд.
— тюлени заплывают в Неву в погоне за рыбой. А в Ладожском озере их так много, что там настоящий тюлений промысел.
Лесные богатыри-сохатые и самцы-козули скинули рога.
Сохатые сами сбрасывали с головы своё тяжёлое оружие: тёрлись рогами о стволы деревьев в чаще.
Заметив одного из безоружных богатырей, два волка решили напасть на него. Победа казалась им лёгкой.
Один волк накинулся на лося спереди, другой сзади.
Бой кончился неожиданно скоро. Крепкими передними копытами лось раскроил череп одному волку, мигом повернулся и опрокинул другого в снег. Весь израненный, волк едва успел улизнуть от врага.
У старых лосей и козуль в последние дни показались уже новые рога. Это еще не затвердевшие бугорки, покрытые кожей и пушистой шерстью.
У проруби во льду речки около станции Гатчина Балтийской железной дороги один из наших лескоров заметил маленькую чернобрюхую птичку.
Был трескучий мороз, и, хоть на небе блистало солнце, нашему лескору не раз в то утро пришлось оттирать снегом побелевший нос.
Поэтому он очень удивился, услышав, как весело распевает чернобрюхая птичка на льду.
Он подошёл поближе. Тогда птичка подскочила и с размаху —бух в прорубь!
„Утопилась!" — подумал лескор и живо подбежал к проруби, чтобы вытащить сумасшедшую птичку.
Птичка гребла под водой крыльями, как пловец руками.
Тёмная спинка её блестела в прозрачной воде, как серебряная рыбка.
Птичка нырнула на самое дно и побежала по нему, цепляясь острыми коготками за песок. В одном месте она задержалась немножко. Перевернула клювом камешек и вытащила из-под него чёрного водяного жука.
А минуту спустя она уже выскочила на лёд через другую прорубь, встряхнулась и как ни в чём не бывало залилась весёлой песенкой.
Наш лескор сунул руку в прорубь. „Может быть, тут горячие ключи и вода в речке тёплая?" — подумал он.
Но он сейчас же выдернул руку из проруби: ледяная вода обожгла его.
—оляпка.
Это тоже одна из птиц, для которых законы не писаны, как для клеста. Перья у неё покрыты тонким слоем жира. Когда водяной воробей ныряет, воздух пузырится на его жирных перьях и блестит серебром. Птичка точно в одежде из воздуха, и ей не холодно даже в ледяной воде.
У нас в Ленинградской области водяной воробей — редкий гость и бывает только зимой.
Вспомни о рыбах.
В омутах, в ямах-ятовях спят они всю зиму, а над ними — крепкая ледяная крыша. И бывает, — чаще под конец зимы, в феврале, — в прудах, в лесных озёрах начинает не хватать им воздуха. Судорожно разевая круглые рты, задыхающиеся рыбы поднимаются тогда под самую ледяную крышу, губами хватают с неё пузырьки воздуха.
Может случиться полный замор, и весной, когда лёд растает и ты придёшь к такому озеру с удочкой,— ловить в нём будет нечего.
Помни о рыбах и делай в прудах и озёрах проруби, следи за ними, не давай им замерзать, чтобы было чем рыбам дышать.
Всю-то долгую зиму глядишь, глядишь на засыпанную снегом землю да невольно и раздумаешься: что там под ним, под этим холодным сухим морем снега? Осталось ли там, на дне его, хоть что-нибудь живое?
Наши корреспонденты выкопали в лесу, на полянах и в поле глубокие— до самой земли — колодцы в снегу.
То, что мы увидали там, превзошло все наши ожидания. Там показались зелёные розетки каких-то листочков и молодые острые росточки, пробивающиеся из сухих дернинок, и зелёные стебельки разных трав, придавленные к промёрзлой земле тяжёлым снегом, но живые. Подумайте только — живые!
Оказывается, живут на дне мёртвого снежного моря, зеленеют себе и земляника, и одуванчик, и кашка, и кошачьи лапки, и асколка, и дубровка, и щавель, и множество ещё разных растений! А на нежной, сочной зелени травки-мокрицы даже крошечные бутоны.
В стенах снежных колодцев наших лескоров были обнаружены круглые дырочки. Это перерезанные лопатами ходы-переходы малых зверюшек, отлично умеющих добыть себе еду в снежном море. Мыши и полёвки грызут под снегом вкусные и питательные корешки, и хищные землеройки, ласки, горностаи охотятся тут зимой за этими грызунами да и за птицами, ночующими в снегу.
Прежде думали, что у одних только медведей детёныши родятся среди зимы. Счастливые ребята, говорят, родятся „в рубашечке". Медвежата появляются на свет очень маленькими— с крыс и не то, что в рубашечке, — прямо в шубках.
Теперь учёные дознались, что некоторые мыши и полёвки зимой вроде как выезжают на дачу: перебираются из своих летних подземных норок наверх—„на лёгкий воздух" — и устраивают себе гнёада под снегом на корнях и нижних ветвях кустов. И вот чудеса: зимой у них тоже бывают детёныши! Крошечные мышиные малыши родятся совсем голенькими, но в гнезде тепло, и маленькие мамы кормят их своим молочком.
Хоть и крепки ещё в этом месяце морозы, да уж не те, что были среди зимы. Хоть и глубок снег, да уж не тот, что был — блестящ и бел. Потускнел, посерел, ноздреват стал. А с крыш сосульки растут, а с сосулек капель. Глядишь — уж и лужицы.
Солнце всё чаще выглядывает, солнце уж начинает пригревать. И небо уж не мёрзлое, бело-голубого зимнего цвета. Небо синеет день ото дня. И облака по нему не сероватые, зимние: они уже слоятся и, того и гляди, поплывут крепкими, сбитыми кучками.
Чуть солнце, — под окном уж вызванивает весёлая синица:
— Скинь шубак, скинь шубак, скинь шубак!
Ночами на крышах кошачьи концерты и драки.
В лесу нет-нет да раскатится радостная барабанная дробь пёстрого дятла. Хоть носом по суку, — а всё считается песня!
И в самой глуши, под елями и соснами, на снегу кто-то чертит таинственные знаки, непонятные чертежи. И при виде их замрёт вдруг, потом сильно забьётся охотничье сердце: ведь это мошник—бородатый лесной петушище, глухарь избороздил крепкий весенний наст крутыми перьями могучих крыльев. Значит... значит, вот-вот начнётся глухариный ток, таинственная лесная музыка.
В городе уже чувствуется приближение весны: на улицах то и дело происходят драки.
Не обращая никакого внимания на прохожих, уличные воробьи так треплют друг друга за загривки, что пух летит во все стороны.
Воробьихи не принимают никакого участия в потасовках, но и не унимают драчунов.
А по ночам на крышах происходят кошачьи бои. Бывает — так раздерутся коты, что один из противников кувырком летит с крыши многоэтажного дома. Только и тут ловкий кот не разобьётся: упадёт прямо на лапы, — разве что захромает немножко.
По всему городу идёт ремонт и стройка.
Старые вороны, галки, воробьи и голуби хлопочут над починкой своих прошлогодних гнёзд. Молодые, которые родились прошлым летом, строят себе новые гнёзда. Спрос на материал для построек: на сучья, солому, гибкие веточки, прутья, конский волос, пух и перья — сильно повысился.
Я и мой товарищ Шура очень любим птиц. Зимние птицы — такие, как синицы и дятлы — часто бывают голодны. Их жалко. Мы решили для них сделать кормушку.
У меня около дома много растёт деревьев. На них часто садятся птицы и ищут своими клювами пищу.
Сделали мы из фанеры неглубокие ящики и каждое утро насыпаем туда разных семян. Птицы уже привыкли, больше не боятся подлетать и клюют охотно. По нашему мнению, это будет только птицам польза.
Мы советуем, чтобы все ребята занялись этим делом.
Лескоры Василий Гриднев,
Александр Евсеев
На угловом доме знак: чёрный треугольник в круге, в треугольнике — два белоснежных голубя.
„Осторожно — голуби!"
Поворачивая за угол, шофёр затормаживает машину, — осторожно объезжает большую стаю толпящихся на мостовой сизых, белых, чёрных, кофейных голубей. Ребята и взрослые стоят на тротуаре, бросают птицам крошки хлеба, крупу.
Впервые автомобильный знак: „Осторожно —голуби!" — был вывешен на улицах Москвы по просьбе школьницы Тони Коркиной. Теперь такие знаки висят и в Ленинграде и в других больших городах, где на улицах сильное движение, а граждане и гражданята подкармливают голубей и любуются этими птицами мира.
Слава людям, берегущим птиц!
В редакцию „Лесной газеты" пришли радостные вести. Пишут из Египта, с берегов Средиземного моря, из Ирана, Индии, из Франции, Англии, Германии. Пишут: наши перелётные тронулись в путь обратно на родину.
Летят они не спеша, пядь за пядью занимая освобождающуюся от снега и льда землю и воду. К нам сюда им надо угадать прилететь к тому времени, когда и у нас начнёт таять лёд и вскроются реки.
На дворе оттепель. Я пошла набрать земли для цветов, а по пути заглянула в свой птичий огородик. Там у меня мокрица для канареек. Они очень любят её нежную, сочную зелень.
Вы ведь, конечно, знаете мокрицу? Мелкие светлые листики, еле видные беленькие цветочки, хрупкие стебельки, которые всегда перепутываются друг с другом.
Она растёт у самой земли и — не досмотришь на огороде — сплошь затянет все гряды.
Так вот, осенью я посеяла её семена, но только слишком поздно.
Они взошли, а всходики вырасти не успели. И так и ушли под снег: стебелёк и две семядоли.
Я не надеялась, что они выживут.
А что же оказалось? Гляжу, они не только перезимовали, а еще выросли и развились. Это уже теперь не всходы, а маленькие растеньица. На некоторых даже бутоны!
Удивительное дело,—это зимою-то, под снегом!
Н. Павлова
Из дневника юнната
Сегодня мне большая радость: встала рано-рано, на восходе солнца, и видела, как народился новичок.
Молодой месяц — новичок — чаще показывается нам вечером после захода солнца. Люди редко видят его ранним утром над солнцем. Он встал раньше солнца и уже взобрался высоко в небо, жемчужным тонким серпиком сиял в золотом свете утра, — тёплый и радостный, каким я его никогда не видела.
Лескор Верика
Солнце взошло на чистом небе. Смотрю, моя берёзка стала волшебная: стоит вся, до самых тонких веточек, как глазурью облитая: сырой снежок замёрз — ожеледь. Сияет вся моя берёзка.
Прилетели долгохвостые синицы. Пушистые, тёплые, похожие на крошечные клубочки белой шерсти с воткнутой в каждый вязальной спицей. Сели на берёзку, крутятся на ветках,— чем бы позавтракать?
А коготки скользят, а клювиком не продолбить ледяной корки. Звенит берёзка, как хрустальная, тоненьким холодным звоном.
Улетели с жалобным писком синицы.
— и растопило ожеледь.
Все ветки и ствол волшебной берёзы заструились, и она стала как ледяной фонтан.
Началась капель. Искрясь и переливаясь, побежали по веткам серебряные змейки.
Вернулись синицы. Не боясь замочить лапки, привесились к веткам. И вот им радость: больше не скользят коготки, угощает их вкусным завтраком оттаявшая берёза.
Лескор Верика
В морозный, но солнечный день прозвучала в городских садах первая весенняя песенка.
Пел зинзивер, синица - кузнечик. Песня нехитрая:
„Зин-зи-вер! Зин-зи-вер!"
Только и всего. Но так весело звенит эта песня, точно бойкая златогрудая птичка хочет сказать на своём птичьем языке:
— Скинь кафтан! Скинь кафтан! Весна!
1947 год был началом ежегодного Всесоюзного конкурса на лучшего юного садовода. С чудесной зелёной эстафетой пустились в путь пионеры весной 1947 года и вручили её весне 1948-го. От весны до весны не легок был путь пяти миллионов юных садоводов. Но они сберегли всё, что посадили, и бережно выращивают каждое дерево, каждый куст. И так каждый год.
Финишем зелёной эстафеты бывает слёт юных садоводов.
В прошлые годы зелёную эстафету несли миллионы пионеров и школьников. Они насадили много миллионов плодовых деревьев, ягодных кустарников, сотни гектаров леса, парки, аллеи. В этом году участников конкурса должно быть ещё больше.
— куда больше. Надо заложить в каждой школе плодовый питомник. Это поможет насадить в будущем ещё больше садов.
Надо озеленить дороги, чтобы стали они чудесными зелёными аллеями.
Надо укрепить землю в оврагах кустами и деревьями, чтобы сохранить наши плодородные поля. А для того, чтобы всё это сделать, надо крепко научиться у старых, опытных садоводов.
Не столько зверей охотники промышляют ружьём, сколько разными хитроумными ловушками. Большая изобретательность и точное знание характера и повадок зверей нужны для того, чтобы выдумать хорошую ловушку. Не только сделать ловушку надо уметь, — еще надо уметь её поставить. У неумелого охотника пусты остаются ловушки, у опытного — всегда бывают с добычей.
—пойти да купить. А вот научиться ставить его не так-то просто.
Первое — надо знать, где поставить. Ставят капканы у нор, на звериных тропах, на сбежках — там, где сбегается и пересекается много звериных следов.
Второе — надо знать, как его приготовить и поставить. На очень сторожких зверей — на соболя, на рысь — вываривают капкан в хвойном отваре; снимают пластину снега деревянной лопаточкой, ставят капкан руками в рукавицах, сверху кладут снятую с этого места пластину снега, ровняют снег лопаточкой. Без этих предосторожностей чуткий зверь учует запах человека или железа даже под снегом.
Когда ставят капкан на крупных, сильных зверей, его привязывают к тяжёлому чурбану, чтобы зверь не уволок его далеко.
Если ставят капкан с приманкой, надо знать, на какое угощенье какой зверь падок. Одному мышку предложить, другому — мясо, третьему — рыбы сушёной.
Охотники придумали много хитроумных живоловок на мелких хищных зверьков—горностая, ласку, хорька, норку — такого простого устройства, что каждый сам может их сделать.
В основе у них у всех одна мысль: вход открыт, выход закрыт.
Возьмите небольшой длинный ящик или кусок деревянной трубы. С одной стороны сделайте вход. Над ним прикрепите дверцу из толстых проволок, но так, чтобы эти проволоки были длинней высоты отверстия. Дверца будет стоять косо, низом внутри ящика. Вот и всё.
Внутри лежит приманка. Зверёк чует её запах и видит её сквозь проволочную дверку. Толкает дверку мордой и пролезает под ней в ловушку. Позади него дверца падает. Открыть её изнутри невозможно, и пойманный зверёк дожидается, пока вы его оттуда вытащите.
„фальшивый пол", а приманку подвесить к потолку в глухом конце ящика. Вход здесь поуже, наверху изнутри - нетугая защёлочка.
Как только зверёк минует серёдку „фальшивого пола"—то место, где доска свободно вращается на стержне,—пол под ним опустится, а у входа поднимется, проскочит защёлку и наглухо закроет собой выход из ловушки.
Ещё проще взять бочонок повыше или целую бочку, открытую сверху, сделать в середине её два маленьких отверстия и насадить на длинный железный стержень. Концы стержня укрепляются в двух столбиках, между которыми вырыта яма достаточной глубины, чтобы в ней могла поместиться половина бочки.
Бочку на стержне уравновешивают так, чтобы передним (где выход) своим краем она лежала на краю ямы, а задней (где дно) половиной висела над ямой.
Приманку кладут у самого дна бочки.
Зимой в мороз совсем просто сделать ледянку, придуманную уральскими охотниками.
Полное ведро воды выставляют на мороз. Вода сверху, по стенкам ведра и на дне его замёрзнет скорей, чем внутри. Когда лёд нарастёт примерно пальца на два толщины, в нём сверху пробивают круглую дверку такой ширины, чтобы в неё мог пролезть горностай. Через это отверстие всю оставшуюся воду выливают и ведро вносят в дом. В тёплом помещении стенки и дно ведра скоро нагреваются. Лёд от них оттает. Тогда из железного ведра легко вытряхнуть ледяное ведро, со всех сторон закрытое, только с дыркой в крышке. Это и есть ледянка.
Киньте в неё немного сенца или соломки и пустите туда живую мышь. Там, где много следов горностая или ласки, вройте ледянку вровень с её крышкой в снег.
Зверёк, зачуяв мышь, сейчас же нырнёт в дыру на крышке ледянки. Назад ему не вылезти по гладким ледяным стенкам и не прогрызть их.
На волков устраивают волчьи ямы.
Вырывают в земле на волчьей тропе глубокую продолговатую яму с отвесными стенами. Такую, чтобы волк в ней поместился, а разбежаться для прыжка не мог. Сверху накладывают тонкие жёрдочки, на них прутья набрасывают, мох, солому. Поверх снегом засыпают. Скрывают все следы работы: не узнаешь, где и яма была.
А ночью проходят тропой волки. Первый как шёл, так и провалился в яму.
А то ещё устраивают „волчьи садки". Забивают колья в землю сплошным кольцом. Это кольцо окружают другим кольцом из кольев, так чтобы волк мог протиснуться между обоими рядами кольев.
В наружном кольце устраивают дверь, открывающуюся внутрь загородки. Во внутреннее сплошное кольцо сажают поросёнка, козу или овцу.
Почуяв добычу, волки один за другим заходят в двери наружной загородки и начинают кружить в узком простенке между двумя рядами кольев. Сделав полный круг, передний волк толкает мордой дверь, которая мешает ему идти дальше (повернуться он не может). Дверь захлопывается — и все волки пойманы!
Трудно зимой рыть глубоко: земля мёрзлая, как камень. Так вместо простой волчьей ямы делают верховые. Это огороженное забором из кольев место с четырьмя столбами по углам. Пятый столб посреди „ямы". Он делается выше загородки. На нём прикрепляют приманку — кусок мяса.
На загородку из кольев кладут доску.
Один конец доски упирается в землю, другой висит над „ямой" около самой приманки.
„яму".
(О т нашего специального корреспондента)
Сысой Сысоич шёл на лыжах по большому моховому болоту. Это было в самом конце февраля, снегу намело очень много.
Над болотом поднимались острова леса. Зорька —лайка Сысой Сысоича — забежала в один из них, скрылась за деревьями. Вдруг оттуда раздался её лай, да такой злобный, лютый. Сысой Сысоич сразу понял, что собака напала на медведя.
Зорька ярилась на большую кучу бурелома, заваленную снегом. Сысой Сысоич выбрал позицию, поспешно скинул с ног лыжи, утоптал под собой снег и приготовился стрелять.
Очень скоро из-под снега показалась тёмная лобастая башка, мелькнули глазки дремучего зелёного цвета: зверь здоровался, как говорят медвежатники.
Сысой Сысоич знал, что медведь, едва взглянув на врага, опять скроется. Подберётся весь там, в берлоге — и вдруг выскочит. Поэтому охотник выстрелил, прежде чем зверь успел спрятать голову.
Но слишком быстрый прицел был неточен: как потом оказалось, пуля только разорвала медведю щёку.
—и на Сысой Сысоича.
К счастью, второй выстрел — почти в упор — положил зверя на месте.
Зорька кинулась трепать мёртвую тушу.
Сысой Сысоич не успел испугаться, когда медведь бросился на него. Но когда опасность миновала, крепкий маленький человек сразу как-то весь обмяк. Глаза затуманились, в ушах звенело. Он глубоко, всей грудью вдохнул в себя морозный воздух, будто пробудившись от тяжёлых дум. Теперь он почувствовал, что только что пережил страшное.
Так бывает с каждым, даже с самым отважным человеком после опасной встречи лицом к лицу с большими хищными зверями. Вдруг Зорька отскочила от туши, залилась лаем и опять кинулась к куче — теперь с другой стороны.
Маленький человек разом взял себя в руки, прицелился быстро, но тщательно.
На этот раз ему удалось уложить зверя с одного выстрела у самой кучи.
Но почти тотчас же из чёрной дыры, откуда выскочил первый медведь, возникла лобастая рыжая башка третьего, а за ней четвёртого медведя.
Сысой Сысоич растерялся, ужас охватил его. Казалось, в эту кучу собрались медведи со всего леса и теперь все полезли на него.
— и бросил в снег пустую винтовку. Он успел заметить, как после первого выстрела исчезла рыжая медвежья башка и как свалилась на снег наповал убитая последним выстрелом нечаянно подвернувшаяся под пулю Зорька.
Тут у него подкосились ноги, сами собой сделали три — четыре шага вперёд. Сысой Сысоич споткнулся о тушу первого убитого им медведя, рухнул на неё —и потерял сознание.
Неизвестно, сколько времени он так пролежал. Пробуждение было страшно: что-то больно защемило ему нос, он хотел схватиться за нос, но рука встретила что-то живое, тёплое, в шерсти. Он открыл глаза, — ему в глаза в упор глядели дремучие зелёные глазки медведя.
Сысой Сысоич вскрикнул не своим голосом, рванулся и вырвал нос из пасти зверя.
Как ошалелый вскочил он на ноги, кинулся бежать, но сейчас же по пояс провалился в снег, завяз в снегу.
— и тут только понял, что держал его только что за нос маленький медвежонок.
Не сразу успокоился и сообразил Сысой Сысоич всё, что с ним приключилось.
Первыми двумя выстрелами он убил медведицу. За ней выскочил с другой стороны кучи трёхгодовалый пестун.
Пестун — молодой медведь, всегда самец. Он летом помогает матери-медведице нянчить (пестовать) своих младших братишку и сестрёнку, а зимой спит где-нибудь неподалёку от них.
В этой большой куче бурелома было две берлоги. В одной лежал пестун, в другой — медведица со своими годовалыми медвежатами.
А после старшего брата полезли из-под кучи и годовалые медвежата.
Еще маленькие, — весом всего с двенадцатилетнего человека, — они уже такие лобастые, башкастые, что с перепугу не мудрено принять их головы за головы взрослых медведей.
Пока охотник лежал в обмороке, единственный уцелевший из всей семьи медвежонок подошёл к матери. Он стал тыкаться в грудь мёртвой медведицы, наткнулся на тёплый нос Сысоя Сысоича и, верно, принял этот небольшой отросток Сысой Сысоича за сосок матери: забрал его в рот и стал насасывать.
Зорьку Сысой Сысоич похоронил тут же в лесу. Медвежонка поймал и принёс домой.
— Скачок в будущее.— Мысли юнестов. —Речь президента Клуба.
За окном лютовала метель, выла, свистела, швыряла в стёкла пригоршни колкого снега. Прохожие зябко кутались в платки и шубы, втягивали головы в поднятые воротники. Вечерело.
„Лесной газеты" пела тоненькая нежно-жёлтая птичка. Взяв несколько высоких нот, будто для пробы голоса, она залилась вдруг такой жаркой радостной трелью, что у всех колумбов стеснилось в груди дыхание. Споры смолкли. Тёмные и русые, вихрастые и гладко причёсанные головы повернулись к окну, где в тесной клетке пела чудесная певичка.
Казалось, она никогда не кончит: звучная трель лилась и лилась из золотого горлышка маленькой пленной феи —дочери воздуха, заключённой в проволочную тюрьму. И без всякой паузы, не переводя дыхания, певичка рассыпалась вдруг бисером звуков, взвилась фиоритурой и, неожиданно оборвав страстную свою песню, как ни в чём не бывало принялась чистить носиком свои мягкие перышки.
— Ух ты! — вскричал Колк, внезапно придя в себя от охватившего его сладкого оцепенения. — Клянусь лешим, трель длилась больше пятидесяти секунд! Вот это песня! У кого из наших дикарей такая? У жаворонка, у соловья — и обчёлся!
— Ид! — возбуждённо заговорила Ре, ударяя себя по лбу. — Блестящий ид, сверкающая идея! „Земля Неведомая" получит нового чудесного певца! И создадим его мы —колумбы!
— Что ты, что ты, что ты, что ты! — быстрой скороговоркой проговорила До. — Подумаешь, — боги-созидатели! Птицы — не растения: соединив два вида, не получишь мичуринских гибридов. Есть помеси канареек с чижами, с чечётками, с коноплянками, но они обычно просто не дают потомства, вот и всё! Как не дают потомства мулы.
— Ты меня не поняла, — мягко сказала Ре.—Не гибридизацией канарейки с нашими птицами я хочу создать новых лесных певцов, а кукидизацией. Представь себе только: в начале лета мы подкладываем сотни, нет — тысячи яичек канареек в гнёзда нашим маленьким диким певцам: чечевичкам, коноплянкам, чижам, зябликам, щеглам, зеленушкам... Они высидят нам канарейчат, выкормят их, как своих птенцов, и научат слётков всем правилам птичьей жизни. Поскольку родных родителей канарейчат в наших лесах нет, некому будет переманивать к себе слётков,— вот они и останутся с теми птицами, которые их выкормили и воспитали.
Неизвестно, что с ними будет дальше. Останутся ли они зимовать у нас в „Земле Неведомой" вместе с воспитавшими их чижиками — птицами, у нас оседлыми? Откочуют ли на юг с лесными канарейками, как зовут у нас зеленушек? Улетят ли на зимовку в Индию с воспитателями своими красными канарейками, как мы — юнесты — прозвали чечевичек? Ведь никто еще не производил таких опытов с акклиматизацией птиц-иностранцев с помощью кукида.
— Смелая мысль! — задумчиво сказал Анд. — Я был однажды в Колтушах, в Институте физиологии имени Ивана Петровича Павлова.
Там заведующий орнитологической лабораторией, замечательный наш птицевед Александр Николаевич Промптов, рассказал нам о канарейках и своих опытах над ними.
Южная лесная птичка канарейка больше трёхсот лет живёт в плену у человека. Давно превратилась она в беспомощную клеточную птицу: еду добывать себе разучилась и гнёзда вить. В клетке у неё круглый год стоит кормушка с зёрнышками, очищенными от шелухи, поилка с чистой водой, купалка, а летом ей вешают верёвочные гнёзда, кладут вату и прочее, что требуется ей для подстилки. И жёрдочки у неё в клетке прямые, круглые, гладко выструганные, как раз по её тонким нежным пальчикам. Всем обеспечил её человек — только пой, пой да тут же, в неволе, выводи своих птенчиков. И, конечно, очень глупо, очень жестоко поступал человек, когда у нас в России в весенний праздник выпускал на волю вместе с нашими дикими птичками и давно отвыкшую от дикого житья, изнеженную в неволе, как дева в гареме, барышню-канарейку.
подавать им в кормушках отборные зёрнышки, а стал разбрасывать корм по дну клетки, засовывать в щёлки овёс, ольховые шишечки, неочищенную коноплю, канареечное семя. Словом, отказал канарейкам во всех удобствах их гаремного житья. Их слёткам — а производил свои опыты Промптов именно над молодыми птицами — пришлось с самого начала упражнять свои клювы, пальчики, ножки. Садиться на кривые сучья и так и этак, тянуться к зёрнышкам и выцарапывать их носом из щёлок, освобождать от шелухи. И, когда подошло лето, не дал парочкам готовых верёвочных гнёзд-чаш, а просто положил им в клетки гибкие травинки, тонкие корешки, стебельки, конский волос, вату, — снабдил их хорошим строительным материалом для гнёзд.
И что же? В лаборатории молодые парочки канареек отлично начали вить себе гнёзда совсем так, как вьют у себя на родине, на Канарских островах, дикие канарейки. Вот, значит, как могут приспосабливаться к новым условиям жизни птицы, даже сотнями поколений отвыкавшие от вольной жизни, — от жизни, можно сказать, целиком на свою ответственность.
Надо полагать, что воспитанные нашими красными и лесными канарейками, чижами, коноплянками, рождённые у нас канареечки вполне могут обжиться в „Земле Неведомой" и стать у нас туземцами.
— Прравильно! — гаркнул Колк. — А чтобы они не потеряли своего искусства, не разучились бы петь, как их пленные родичи, мы будем летом вывешивать в лесу клетки с лучшими певцами-кенарами: пускай у них учатся, наматывают себе на ус! Певчие птицы ведь здорово переимчивы. Может, у нас и чижики начнут петь по-канареечному! Вот будет лесной хор в „Земле Неведомой"!
— Товарищи! — напомнила всем Ми. — Ведь сегодня мы собрались, чтобы отпраздновать годовщину открытия нашего Клуба. Чай подан,— пожалуйте за стол! Председательствовать за столом и сказать речь, или хоть речишку, попросим Президента нашего Клуба.
— Друзья!—сказал Таль-Тин, когда все заняли места.—Как радостно слышать, что наши колумбы открыли свою Америку, полную чудес в настоящем, прошлом и будущем.. В настоящем вы открыли в ней такие маленькие неожиданности, как американского жителя - ондатру, морских побережий странника камнешарку, медоносное дерево алейну. В прошлом — преисподнюю нору озера Прорвы, едва не стоившую жизни четверым из нас. В будущем — новую прекрасную певицу нашей Родины—переселенку с далёких Канарских островов.
На будущем нашем позвольте мне остановиться.
Вот затеяли вы акклиматизировать в „Земле Неведомой" канарейку. Дело хорошее —мечта! Только будьте внимательны, наблюдайте, размышляйте, не ныряйте со всех ног головой в воду. Помните, что обнаружилось на прошлом нашем собрании — на суде-маскараде. Сам себя губит тот, кто ничего не знает и никого не любит. Самое простое дело — разрушать, убивать. Ни любви для этого, ни знаний не требуется. В кромешной тьме незнания таится ненависть, таятся страхи, сама смерть таится. Каким страшным казался лес нашим предкам! „Лес —бес. Жить в лесу — видеть смерть на носу". И населяли наши предки и лес, и воды, и небо таинственными духами, жестокими богами, и старались откупиться от них, приносили им жертвы, человеческие жертвы... И, чтобы избавиться от тёмного страха, рушили лес. И губили себя: наступала пустыня.
Строить, созидать прекрасное гораздо труднее. „Прекрасное— трудно",— сказал мудрец древности. Лес прекрасен. Беречь его надо и, если перестраивать в нём жизнь, перестраивать с любовью и глубоким знанием дела.
Вот вы хотите дать нашему лесу небывалую прекрасную певичку. Возможно, вам это и удастся,—удастся включить ещё один голос в хорошо слаженный лесной хор, подложить лишнюю карту в постройку карточного домика. Возможно, говорю. Но тут требуется точнейший расчёт и горячее внимание любящих сердец.
— а там они выкормят птенчиков и научат их всему, что требуется для благополучной жизни в наших краях. Тут возникает много тревожных вопросов. Да, Промптов доказал, что в клетках молодые канарейки могут, так сказать, вернуться к первобытному состоянию: научиться добывать себе клювом зёрнышки из шелухи, вить гнёзда. Неизвестно, однако, сумеют ли они сами находить себе подходящую еду в нашем северном лесу, в неведомой не только нам, но и им земле?
Неизвестно,оденутся ли у нас молодые канарейки осенью достаточно тепло, чтобы перенести нашу суровую зиму, или разовьётся ли у них с достаточной силой перелётный инстинкт, чтобы совершить длинное путешествие на зимовки. Ведь в тропиках, на старой родине всего их рода, вечное лето.
Неизвестно, достаточно ли быстро вернётся к рождённым в наших краях канарейкам инстинкт защиты от многочисленных врагов, или при виде ястреба они будут только приседать на ножках, как это делают на жёрдочках в клетке при виде опасности.
И —поскольку опыт будет производиться под открытым небом, на воле, — очень трудно будет учесть его результаты: неизвестно, что станет с каждым из маленьких переселенцев. Поэтому было бы лучше начать проделывать этот опыт - акклиматизации, в лабораторных всё же, хотя и больших, масштабах: экспериментировать со многими молодыми канарейками в каком-нибудь саду-вольере, целиком забранном сеткой. Кто знает, может быть, одичалых уже молодых канареек придётся первое время подкармливать около человеческого жилья.
Ещё надо иметь в виду, что необычайно длинная, так восхищающая вас песнь кенара — продукт человеческого воспитания, продукт культуры. Есть такой анекдот: американского миллиардера привёл в восхищение газон в саду какой-то английской виллы — невиданно ровный и густой. Богач вызвал садовника и спросил его, как ему вырастить у себя в Америке такой же газон?
„Очень просто, — ответил садовник. — Купите у нас семян на десять пенсов, посеете их у себя, а потом будете триста лет подстригать его аккуратно, ухаживать за ним, пока он и у вас не станет таким же, как в Англии".
Триста лет из поколения в поколение человек развивал у молодых кенаров естественные музыкальные способности: подвешивал их клетки к клеткам лучших певцов-кенаров и других птиц. Из поколения в поколение кенара совершенствовали своё пение, подражая старикам, внося своё в это искусство. Что тут приобреталось подражанием, что передавалось по наследству, — вопрос сложный. Но будьте уверены, что без „науки", без „воспитания" ни один одичалый, выращенный в лесу кенарок не будет петь так, как этот вот наш певун у нас в комнате зимой. Поэтому очень интересна мысль Колк'а — развешивать клетки с кенарами в лесу.
Промптовские канарейки в Колтушах через открытые окна слышат песни полевых жаворонков, лесных коньков и вплетают в свои песни целые музыкальные фразы из их песен. А дикие певцы в силу подражания начнут учиться у клеточных своих товарищей. Молоденькие птицы — настоящие обезьянки, у них это врождённое.
Вот когда человек идёт в ногу с жизнью, не нарушает её законов и планов, не насильничает над ней, а идёт туда, куда его ведёт родина-мать, — тогда он творит красоту, творит прекрасное, творит живое, а не то, что уже завтра обречено на умирание и на вред самому человеку.
Знайте же: в вопросе об акклиматизации канарейки в „Земле Неведомой" жизнь сама идёт вам навстречу. Канареечный вьюрок — тот самый, из которого человек сделал канарейку, — давно уже начал распространяться на север и восток. Раньше он жил на Канарских островах, в Африке, на берегах Средиземного моря, а в нашем столетии отдельные парочки начинают гнездиться всё ближе и ближе к нам. Уже поселяются канареечные вьюрки всё севернее по берегу Балтийского моря: в Литве, Латвии, даже в Эстонии, а восточней — в Белоруссии. Летом выводят здесь птенцов, а в октябре собираются в стаи и отлетают на юг. Становятся, выходит, перелётными птицами. И можно надеяться, что выведенные нашими маленькими перелётными, на зиму улетающими из „Земли Неведо мой" на юго-запад, канареечки последуют за ними, а весной снова вернутся к нам.
Открывая Новый —Вечно-Новый, как сказал наш поэт, — Свет, исследуя „Землю Неведомую" и тайны её раскрытия, мы — колумбы— приближаем прекрасное, будущее. И чем больше будет на нашей планете таких колумбов, чем крепче они будут любить Землю, изучать её, разгадывать её загадки, — тем скорее развеется окутывающая её тьма незнания, и тем скорее наступит на ней счастливое солнечное утро для всего живого.
Позвольте закончить мою речишку тостом Лава, произнесённым на открытии Клуба:
Да здравствуют колумбы
И Вечно-Новый свет.
Пытливый глаз и ум бы
Сберечь нам до ста лет.
Веем членам Клуба колумбов желаю в наступающем Новом Лесном году в „Земле Неведомой" сто новых вопросов, загадок и тайн!
Выпив обжигающий чай, съев обжигающее мороженое, колумбы разошлись по домам, горячо обсуждая свои будущие исследований и открытия.
1. — Какой зверёк спит всю зиму вниз головой ?
2. — Что делает зимой ёж ?
3. — Чего не ест белка зимой ?
— Какая птица выводит птенцов в любое время года, даже среди снега?
5. — Пользу или вред приносят человеку синицы зимой, когда все насекомые спят?
6. — Пользу или вред приносит зимой человеку барсук ?
7. — Какая певчая птичка достаёт себе пищу, ныряя в воду под лёд ?
8. — Зачем внутри скворечен под входным отверстием набивают треугольник ?
— У кого скелет снаружи ?
10.— Дышит ли цыплёнок в яйце ?
11. — Что будет с лягушкой, если её откопать из - под снега и поднести близко к огню ?
12. — Когда температура тела воробья ниже — зимой или летом ?
13. — Чем дышит тюлень, нырнув под лёд ?
— Где раньше начинает таять снег —в лесу или в городе? И почему?
15. — С прилёта каких птиц считаем мы начало весны?
16. — В новой стене в круглом окне за день стекло разбито, за ночь вставлено.
17. — Зимой голоден, летом сыт.
18. — В избе мёрзнут, на улице нет.
— Тянется в окно сукно.
20. — Что выше лесу, что краше свету ?
21. — Не в избе, не на улице — соловьиное гнёздышко.
22. — Ума нет, а хитрее зверя.
23. — По лесу жаркое в шубе бежит.
— Весной веселит, летом прохлаждает, осенью питает, зимой согревает.
ЭКСТРЕННАЯ ТЕЛЕГРАММА В ПОСЛЕДНЮЮ МИНУТУ
В городе появились передовые грачи. Зима кончилась. В лесу Новый год. Теперь опять начинай читать „Лесную газету" с первого номера.