В РОДНОЙ ТАЙГЕ
Степан ошибся в расчете. Кержаки не захотели принять его в артель. У него не было ни ружья, ни собаки, ни капканов. Он был новичком в тайге. Что ж из того, что он умел метко стрелять! Кержаки — народ расчетливый и хозяйственный, — голый новосел им не товарищ.
Степан попробовал счастья в других деревнях. Но тамошние артели совсем его не знали. Глухое было место тогда — Саяны. Никто не решался жить в немой, как могила, тайге с чужим человеком. Кто его знает, что у него на уме?
Подошла осень. Кержаки ушли в горы соболевать.
Скрепя сердце Степан остался в заимке перебиваться с хлеба на квас.
А в тайге в это время рос и нагуливал шерсть молодой Аскыр.
В то утро, когда он попался Степану, он был еще совсем неразумный детеныш. Тогда он только-только покинул соболюшку-мать и двух маленьких братьев. Первый раз пошел он на охоту без матери, хотел поймать мышь и сам чуть не остался в руках у Степана. Горячий, задорный зверек в то время так рвался за всякой дичью, что мог угодить прямо в горящий костер.
Но молодые звери в тайге растут не по дням, а по часам. Чему научились его предки — всё уже было у него в крови отроду. Лапы сами делали прыжки, чутье неудержимо тянуло туда, где пахло дичью, тело сплющивалось и изгибалось, когда грозила беда.
Схватят зубы ядовитую жабу, но рот сам с отвращением выплюнет вредную пищу. Язык его говорил ему: «Этого соболь не ест!» И он с отвращением тряс острой мордочкой.
Весь его соболиный род был хищники. И сам он с первых дней знал, как ему быть при встречах. Если зверь слабей тебя, — поймай и съешь. Если он с тобой одной силы, — дерись с ним, прогони или убей. А если сильней тебя, — уноси ноги.
Так же, не раздумывая, молодой зверек выучился пользоваться шубкой-невидимкой. Подкрадывался ли он, нападая, или прятался, убегая, — он безошибочно выбирал места, где самый острый глаз не мог разглядеть его темного меха среди бурых комьев земли, стволов и скал.
И вот, к осени, к тому дню, когда Степан проводил завистливым глазом уходящих в тайгу охотников, Аскыр уже стал взрослым соболем. Не всякий ястреб днем и не всякая сова ночью решились бы теперь напасть на него. Он уже умел постоять за себя. Он был и смел и осторожен.
Теперь под длинным блестящим волосом его легкой летней шубки отросла густая и теплая ость. Шкурка вошла в полную цену.
Не прошло и двух недель, как Аскыру пришлось спасать ее от охотника.
Случилось это вот как.
Раз утром, возвращаясь с ночной охоты, Аскыр напал на след другого соболя. След был свежий. Аскыр сейчас же побежал по нему.
Скоро он нашел место, где чужой поймал и растерзал рябчика; от птицы остались только кровавые перья. Такого дела Аскыр не мог стерпеть. Если у него под носом переедят всех рябчиков, то что же ему останется? Аскыр считал, что все рябчики в тайге — для него. Вора нужно поймать и истребить. И он пошел искать. След привел его к дереву и шел выше, вдоль ствола. В дереве было дупло. В дупле отдыхал чужой соболь после сытного обеда.
Аскыр стал быстро взбираться по дереву.
Другой соболь выскочил из дупла, ловко перескочил через голову Аскыра, винтом по стволу сбежал на землю.
— запах матери. Еще недавно он тыкался мордой в ее пушистый живот, отыскивая соски.
Жалеть и раздумывать Аскыр не умел. Он был хищник. Кто одной силы с тобой, — прогони того или убей.
Аскыр кинулся вслед за соболюшкой и скоро настиг ее на ровном месте под темными пихтами.
Начался бой.
Соболюшка-мать была рослей и опытнее. Но она была стара; зубы ее притупились, она стала задыхаться.
Аскыр был ростом меньше, но ловчей, а главное, — он был молод. В нем была еще свежая ярость.
Соболюшка стала сдавать. Клочья шерсти так и летели из нее во все стороны.
Бойцы то отскакивали, то свивались в клубок и катались по земле. Аскыр всё старался ухватить соболюшку за горло.
Вдруг оба зверька отскочили в разные стороны и проворно вскарабкались на деревья. В ближних кустах раздалось шумное дыханье, и на площадку перед пихтами выскочил большой зверь. Уши на голове у него стояли торчком, язык вывалился из пасти, круглые глаза следили за соболюшкой.
Соболюшка вскарабкалась на толстый сук и, почувствовав себя в безопасности, стала уркать и сердито пырскать на зверя. Зверь поднял морду и громко, отрывисто залаял.
Аскыр прижался к суку другой пихты, за несколько метров от соболюшки. Он в первый раз видел собаку и очень боялся ее.
Время проходило, а собака всё сидела под деревом и, не спуская глаз с соболюшки, отрывисто лаяла. Аскыр подумал: «Улизнуть бы! Что, если тихонько сползти по стволу и незаметно юркнуть в кусты?»
Вдруг он услыхал сзади чьи-то осторожные, но тяжелые шаги. Аскыр повернул голову и совсем близко от себя увидел человека.
Охотник поднял ружье и прицелился в соболюшку.
Короткий хлесткий удар стегнул Аскыра по ушам.
Перепуганный Аскыр мгновенно соскочил с дерева, шмыгнул в кусты и стремглав помчался по тайге. Он не останавливался до тех пор, пока не выбежал к реке.
Тут он забился в узкую щель между двумя острыми скалами.
В щели он сидел до самой ночи… Никто его не заметил.
Нередко потом Аскыр слышал в тайге громкий лай собаки и короткий гром выстрелов. Но ни разу больше ему не пришлось встретить соболюшку-мать.
Наступила зима. Исчезли змеи, лягушки, скрылись бурундуки — маленькие земляные белки с пятью черными полосками на спине, улетели перелетные птицы. Аскыру становилось голодно, — дичи осталось мало в тайге. Рябчики всё больше держались по высоким деревьям. Там за ними Аскыру было не угнаться. Правда, глухари часто опускались в снег, но он не смел еще нападать на этих больших и очень сильных птиц.
в снег, и сам, нырнув в пушистый сугроб, бежал под снегом, как крот в земле. Добежав до места, выскакивал и кидался на спину ошеломленной птице.
Наконец и куропатки куда-то исчезли. Аскыру опять пришлось спуститься в тайгу. Он подстерегал белок на земле, ловил на снегу мышей и мелких птиц. Чем дальше в зиму, тем голодней становилось соболю.
А в конце зимы Аскыру пришлось идти на небывалое еще дело.
Он жил теперь под востряками — голыми, острыми скалами над рекой. Тут, после неудачной ночной охоты, он увидел крупного старого беляка. Заяц сидел под кустом дикой смородины и аккуратно обгладывал кору.
Аскыр легкими, волнистыми прыжками стал приближаться из-за камней к зайцу. Изредка он останавливался, поднимался передними лапами на камень и осторожно выглядывал.
Беляк не чуял беды и спокойно жевал кору.
Но вот камни кончились. Аскыр нырнул под снег и вынырнул за спиной у зайца. Секунду он потоптался на месте, убил под ногами снег и прыгнул с твердой опоры.
Почти в тот же миг прыгнул и заяц. Передние лапы Аскыра задели его по ляжке, но соскользнули. Громадными прыжками заяц помчался к камням.
Аскыр кувырнулся в снег, поднялся и жадными глазами проводил уходившего беляка. Где же его догнать!
Встревоженные зайцем, вскочили отдыхавшие на востряках кабарги, маленькие — с козленка ростом — безрогие олени. Они пугливо озирались, ожидая увидеть внизу крупного хищника. Но там никого не было. Аскыр был от них за кустом, они не могли его заметить.
Кабарги скоро успокоились и разбрелись по скалам. Одна из них спустилась и подошла к кусту, за которым прятался маленький хищник. Аскыр видел, как ловко она разгребает тонкими, точеными ногами снег, вырывает корешки копытцами и хрустит острыми зубками.
Кабарга подошла к нему совсем близко.
Аскыр не раздумывал. Высокая спина кабарги была от него на расстоянии прыжка.
Он прыгнул.
Кабарга прянула. Аскыр всеми когтями вонзился в шерсть, в кожу, а зубы сами впились кабарге в затылок. Аскыр учуял кровь. Кабарга пошла чесать со скалы на скалу брыком, скоком. Соболя бросало из стороны в сторону. Он повисал на зубах и снова цеплялся лапами, наспех грыз живое мясо, — натолкнулся на тугую крепкую жилу.
Аскыр рванул ее зубами в тот миг, когда кабарга оттолкнулась от скалы и прыгнула на чуть заметный выступ обросшего мхом угловатого утеса. Это был последний прыжок горного скакуна.
Кабарга не допрыгнула до утеса. Ее голова сникла, и она, кувыркаясь, полетела в пропасть.
Когда оглушенный Аскыр вылез из-под нее на дне ущелья, кабарга уже не дышала.
Десять дней пировал Аскыр. Он понаделал себе нор в снегу под камнями, каждую ночь выходил и до отвала наедался мясом.
А днем, когда, сытый и довольный, он крепко спал в своем теплом логове, на труп кабарги слетались таежные птицы. Рыжие сойки, с ярко-голубыми перышками на крыльях, дрались на падали с крапчатыми кедровками. Кругами спускался с высоты ворон и разогнав пернатую мелкоту, важно усаживался на добычу. Но и он поспешно взлетал, когда из-под камня показывалась усатая мордочка Аскыра. Все боялись маленького смелого хищника.
повылезло из-под снега спавшее зимой зверье, начали возвращаться птицы. Тайга с каждым днем оживлялась, дичи попадалось вволю. Теперь не слышно стало выстрелов. Аскыр был сыт и счастлив.
А Степан с семьей к весне дожевал последний свой кусок хлеба. Ему ничего не оставалось больше, как поступить в работники к богатому кержаку.
Так он и сделал.